Почему мы кричим на детей?

Почему родители по поводу и без проявляют агрессию к своим детям? Что вырастет из ребенка, которого все время дергают? Как быть с этой ситуацией? Рассказывает психолог Людмила Петрановская.

— Как отличить советских (постсоветских) родителей? Если их ребенок спотыкается и падает, к нему никто не бросится на помощь, не станет успокаивать. На него для начала накричат. Потом могут пожалеть, но не обязательно. Вместо этого — отчитывание продолжится: "Сколько раз тебе говорили, чтоб ты под ноги смотрел? Говорили или нет?!".

Так или иначе, первая, импульсивная реакция — рявкнуть, дернуть, зашипеть. И отряхивают потом так, как будто хотят побольнее ударить. Очень странно, если вдуматься. Ведь понятно же, что он не нарочно.

— Людмила Владимировна, это показатель нелюбви к ребенку?

— Я бы так не сказала. В другие моменты, в других ситуация видно, что родители любят ребенка. Моя мама, кстати, тоже так всегда делала, хотя очень любила меня, конечно, и в других случаях всегда была готова пожалеть. Помню, у меня в детстве подобное вызывало огромное удивление, я никак не могла понять логики.

Испугом по поводу того, что ребенок упал и больно ударился, раздражение и гнев родителей не объяснишь. Ведь часто сразу видно, что ничего страшного не произошло, и урона нет не только ребенку, но и его коленкам.

Можно было бы хоть как-то объяснить происходящее, если родители спешат куда-то, и вдруг — неожиданна заминка. Раздражение вполне объяснимо.

Но раздражение и крик появляются и проявляются, даже если никто никуда не спешит и семья просто гуляет.

— Тогда откуда эта агрессия по отношению к собственным детям, ничем не обоснованная?

— Есть постоянный "третий" в отношениях. То есть родитель оказывается не наедине с ребенком, а в компании этой некой третьей силы, которая следит за тем, насколько хорошо он справляется со своими родительскими обязанностями. Причем этот "третий" может быть реальным, например, в виде строгих бабушек, которые норовят сделать замечание, может быть государством, опекой, учителем или кем-то еще — и может быть виртуальным. Таким "старшим братом" внутри, отзвуком мнения матери, считающей, что ее дочь — плохая мать.

Поэтому каждый раз, когда с ребенком что-то случается и сильна зависимость от этого "третьего", родителя накрывает сильная тревога. И человек в этот момент не очень способен думать о том, каково ребенку. Все его мысли сводятся лишь к тому, как ему оправдаться в глазах этого страшного грозного "третьего", который может сказать, например: "Ты посмотри, как все у тебя ужасно: ребенок упал, коленки испачканы в грязи. Какой ты после этого родитель?!"

То есть реакция — совершенно иррациональная. Возникающая не в ситуации, когда ребенок действительно хулиганит, а когда логичнее вроде было бы броситься на помощь, пожалеть. А вместо этого на ребенка обрушивается агрессия.

— Если у взрослого стресс, скажем, на работе, почему он чаще начинает срываться именно на ребенке, а не на старших родственниках, знакомых?

— В ситуации стресса человек может сорваться на ком и на чем угодно. Но прежде, чем сорвать свое раздражение на взрослом человеке — еще подумаешь. А ребенок — не даст отпор, и потому он оказывается самым удобным вариантом.

Есть патологические ситуации, когда подобное становится нормой. У взрослого — тяжелая жизнь, все плохо, а тут еще "приду домой — там ты сидишь". И — соответствующая реакция. Но это все-таки ситуация ненормальная, касается людей из дисфункциональных семей. А мы говорим об обычных семьях.

— Насколько на ребенке может отразиться то, что родители постоянно срывают на нем свое раздражение, усталость, страхи?

— Постоянно — понятие растяжимое. Все зависит от того, насколько постоянно и что делается в остальное время. Если иногда родитель не в состоянии сдержаться, а все остальное время между ним и ребенком хорошие отношения, то ничего страшного.

И еще — что значит "сорваться", в какой форме. Одно дело, когда родитель не сдержался, раздраженно крикнул, другое — сорвался и отлупил.

— Как связана агрессия, выплескивающаяся на детей, с той всеобщей агрессией, которая присутствует в нашем сегодняшнем обществе? Не вырастит ли еще более нервное поколение?

— Общество не стало более агрессивным, чем было раньше. Просто агрессия стала видна, а раньше она была очень сильно зажата.

Я не думаю, что дети вырастут более нервными. Ведь, кроме всего прочего, они сейчас больше и получают от родителей, чем те в свое время от своих. Оглядываясь вокруг, я вижу, что стало много родителей, которые стараются больше проводить времени с детьми; мужчины во многом вернулись в семью и больше внимания уделяют детям.

Между теми неприятными эпизодами, когда родители сорвались и накричали или шлепнули, они общаются с детьми больше и глубже. Так что, думаю, дети будут лучше нас, более уверенными в себе и открытыми по отношению к миру.

— Получается, поколение с хронической депривацией растит детей лучше, чем растили их?

— Это поколение старается, чтобы у детей не было депривации. Отсюда — приятие детей, неформальные, душевные, теплые отношения с ними. Другие, чем были когда-то, когда считалось: ребенка нужно только дисциплинировать. Во многих семьях вообще не было глубокого контакта между детьми и родителями.

Сегодня родители внимательнее относятся к душевным переживаниям ребенка, не считают его постоянно виноватым, стараются войти в его положение, могут попросить прощения.

— Можно как-то контролировать себя, чтобы не выплескивать агрессию на ребенка?

— Контролировать себя, когда ты в очень сильном стрессе, — сложная задача. Так что лучше присматриваться к своим переживаниям, бережно относиться к себе и не доводить себя до стресса. Или если все-таки довел — стоит подумать, где ты можешь получить помощь. Нет мужа, но есть друзья, родители, сестры, братья, психотерапевт, наконец... Нельзя доводить себя до состояния загнанной лошади, когда тебе уже все равно, что происходит, и стоит тебя только тронуть, как ты впадаешь в истерику. Нужно отвечать не только за ребенка, но и за себя.

— Как прогнать "третьего" в отношениях с ребенком?

— Понять, насколько этот "третий" реально опасен. Иногда "третий" — твой собственный родитель, и здесь нужно понять: что бы там не думала мама о том, как я воспитываю своих детей, на самом деле я их воспитываю хорошо. Когда осознаешь, откуда идет твой страх, можно как-то с этим работать. Например, понять, что задача учительницы — вовсе не оценивать твои родительские способности, а учить ребенка.

— Но ведь причины подобного страха порой оказываются не лежащими на поверхности...

— Да, часто он имеет под собой корни, уходящие в прошлое. Многие поколения жили в ситуации, когда границы семьи были проломлены. Дети не принадлежали родителям, родители не могли гарантировать им никакую безопасность.

И этот опыт понимания, что с тобой и твоим ребенком могут сделать все, что угодно, и ты не сможешь защитить его, совсем недавний. Это пережито нашими бабушками и дедушками и не может не отзываться сегодня. Они транслировали нам свой страх, возникший от реального опыта.

Я как-то общалась с женщиной, которая провела раннее детство в фашистском концлагере на территории Молдавии. И ее мама, которая была там вместе со своими двумя детьми (слава Богу, все выжили), затем всю дальнейшую жизнь, как только у детей возникала тема недовольства, малейшего протеста, начинала нервничать и повторять: "Тихо, тихо! Не нужно об этом говорить". У нее был панический страх любого привлечения внимания к своей семье, малейшего выступания из общего спокойного тихого ряда. И ее можно понять. Проведя семилетнюю и четырехлетнюю дочек через ужасы концлагеря, сумев сохранить их, она научилась быть незаметной.

Повторяю, это все было недавно, еще живы дети, которым довелось непосредственно быть в таких ситуациях. Понятно, что это не может не аукаться...

— Разве сегодня семья чувствует себя более защищенной?

— С одной стороны, наше государство уже неоднократно проявляло себя, как слон в посудной лавке, — как начнет помогать, так всем, не успевшим убежать, мало не покажется. С другой стороны, здесь есть и иррациональная история. Бывает, человек пережил ожог, вроде все внешне зажило, а коснуться этого места больно.

Так и здесь. Видимо, настолько остро все пережили опыт, когда родители не могли детям говорить о своих ценностях, о своих предках, родственниках, которые были репрессированы. Нужно было все контролировать...

Это — ожог. И он быстро не проходит, у нас по-прежнему в этом месте все чувствительно. Должно пройти еще одно-два поколения, пока установится хотя бы терпимая чувствительность.

А сейчас у нас всех, повторяю, как кожа после свежего ожога. Коснешься — больно. И к этому нужно относиться внимательно, бережно. Не забывая о бережном отношении к себе, друг к другу.